Севастополь."Русские встречи в Артбухте". Валерий Былинский и Максим Лаврентьев: "Нас готовили для другого мира"...
В рамках фестиваля "Русские встречи в Артбухте", проходившего, как известно, с 27 по 29 сентября 2013 года, мне довелось посетить только одну. Состоялась она в Морской библиотеке имени М. П. Лазарева в последний фестивальный день.
Как бы ни был занят, но не придти и не послушать Валерия Былинского - автора романа "Адаптация", которого после его издания назвали "новым Достоевским", - было невозможно. "На него" я, собственно, и шла, хотя в программе был заявлен ещё и поэт Максим Лаврентьев.
Валерия, родившегося в Днепропетровске, семнадцать лет прожившего в Москве, а последние четыре года живущего в Санкт-Петербурге, представила редактор прозы альманаха "Артбухта" Ирина Митрофанова:
- Однажды на сайте альманаха, - говорит Ирина, - состоялось обсуждение интервью Валерия Былинского, данного "Литературной газете". Валерий случайно увидел это обсуждение, откликнулся на него, и так, благодаря "волшебной вещи" - интернету, состоялось наше знакомство.
Первой с его романом "Адаптация" познакомилась редактор "Форпоста" Екатерина Злобина, оставив примерно такой комментарий: "Прочла книгу, написанную ужасным языком, но очень интересную", и порекомендовала её прочесть мне. Я прочла и написала на роман рецензию. Платон Беседин в интернет-журнале "Перемены" тоже поместил толковую рецензию. А вообще рецензий на этот роман было довольно много.
- Меня - продолжает Ирина, - он зацепил замечательной фразой, предназначенной тем, чьё детство и отрочество попали на советские времена, а молодость и ранняя зрелость уже была в капитализме. Там сказано: "Нас готовили для другого мира". Это даже не то, чтобы для коммунизма, а моё поколение просто растили и готовили для одного мира, а попало оно в мир совсем иной, и потому многие не могут адаптироваться к сегодняшним реалиям. Человеку необходимо служение чему-то, необходимо ощущать себя причастным к какому-нибудь Делу, которое нужно не только для зарабатывания денег, а именно нужному людям, а также необходим поиск Бога, Бога в себе, Бога вообще...
В романе есть персонажи, списанные с других людей, а есть как бы созданные. Классический пример такого созданного персонажа - князь Мышкин, но мы понимаем, что существование таких людей гипотетически возможно.
У Валерия также есть подобные персонажи: девушка Лиза и Сид. Лиза - это девушка-встряска, как инъекция молодости для уставшей души. А Сид - это мечта о том, чего нет. Это проекция идеала младшего брата, такого современного Маленького принца.
Но пора уже дать слово и самому автору романа - Валерию Былинскому:
Первым делом Валерий сказал, что его не устраивает такая обложка книги. "Я как художник по первому образованию выразил пожелание, чтобы "на обложке был человек, который сбросил кожу современности", - говорит Валерий. - Ну вот художник истолковал это именно так (показывает обложку с обнажённым мужским торсом). Но ничего не поделаешь: я тогда не смог проконтролировать процесс, и одно издание книги давно распродано именно в таком варианте. Сейчас её можно прочесть только в интернете.
- В современной российской литературе, - продолжает Валерий, - есть два условных лагеря: патриотический и демократическо-либеральный. И там, и там эту книгу невзлюбили, хотя критик Лев Пирогов, относясь к одному из этих лагерей, и писал на неё хорошие рецензии. Но мне даже нравится, что книгу не приняли ни в одном лагере, потому что я считаю, что нужно оставаться вне лагерей.
Я благодарен этой книге, так как я после девяностых ушёл из литературы, хотя до этого мои произведения охотно печатали в толстых журналах, но потом долгое время пришлось трудиться исключительно на телевидении. Например, я работал редактором в программе "Школа злословия" и других, писал киносценарии, а потом, всё же, вернулся в литературу. Но и сейчас основной моей работой остаётся написание сценариев для телевидения. Это ужасно отвлекает и мешает, но этим приходится зарабатывать на жизнь.
"Адаптацию" я писал, вообще не думая о читателе. И это хорошо, потому что не надо стараться понравиться. Мне просто хотелось выразить своё отношение к жизни. Я хотел сделать нечто запредельное, а ориентиром у меня был Достоевский. У Достоевского ведь нет положительных персонажей. Да, души у всех чистые, и чем хорош Достоевский? Достоевский брал людей и в каждом прочищал этот образ Божий.
Эта книга не для тех, кто нашёл себя и точно знает, как надо жить, например, не для людей воцерковлённых. Насчёт возраста - не знаю. Моя восьмидесятичетырёхлетняя тётя прочла книгу, в которой главному герою 38 лет, с удовольствием, а многие ровесники не приняли.
Книга начинается с посвящения: "Несреднему классу нашей страны посвящается". При этом книга не про средний класс, а про людей со средним ощущением жизни, так называемых маленьких людей.
Знаете, мне уже надоели романы о пассионариях. Пассионарность - это редкость, а у нас любят преувеличивать.
Мой главный герой, как червяк: его раздавили, и одна половина осталась в Советском Союзе, а вторая - в капитализме. И он всё время пытается к этому адаптироваться. Таких людей в больших городах большинство, а о них, на мой взгляд, никто не пишет. Эти люди ходят на работу, ненавидя её, но в то же время хвалят капитализм. Я мечтал написать такую книжку, которую хотелось бы перечитывать, как говорил Ницше, чтобы слово было, как медленная стрела красоты, чтобы она вонзалась, а боль была не сразу, а потом. Ты прочитал, а потом начинает болеть. Книга писалась 3,5 года. Конец у неё неожиданный. Даже для меня...
Мне очень приятно, что меня заметила "Артбухта". Тут важны обе части этого слова. Литература для меня - это, как лодка или плот: герои плывут в океане слов, кто-то тонет, кто-то чинит своё судно... У моего главного героя есть такая фраза: "Я не могу ходить на работу, потому что я не понимаю, зачем я живу". Ему говорят: "Ты что, идиот, бросать такую выгодную работу?" Но он отвечает: "А как я могу зарабатывать деньги, если не понимаю, зачем живу на свете?" Он пытается адаптироваться, влюбиться, богоборчествовать, потом богоискательствовать... И вот, вроде, берег, он к нему пристал, адаптировался, принял эту жизнь, и вдруг - берег уходит под воду. И суши нет нигде. И он, вроде, понимает, что не может не быть суши, но её нет...
И далее возникает вопрос: как адаптироваться к... собственной смерти?!
***
Короче, я поняла: срочно надо покупать электронную книгу, закачивать и читать. Хотя "тёмное" прошлое Валерия Былинского, связанное со сценариями к "Школе злословия", как-то настораживает.
На вопрос, кто нравится из современных авторов, Валерий ответил, что ему очень понравился автор Кантор Максим, вернее, его первый роман "Учитель рисования", а вот "Красный свет" уже нет. Нравятся американец Франзин и Джонатан Литтл, а главный ориентир - всё равно Достоевский.
- Пытался я читать Сорокина, Пелевина, но это не мои авторы, - сказал Валерий. - Сорокин классно пишет, но о чём?! Это не мой путь. Есть Прилепин, Шаргунов. Люди хорошо, крепко пишут, но это тоже не моё. Мне очень нравится Гоголь и вообще фантастический реализм. Маркес, например.
Поблагодарив Валерия Былинского и пожелав ему в ближайшее время переиздания романа, Екатерина Злобина представила второго участника встречи, коренного москвича, редактора газеты "Литературной России", молодого поэта Максима Лаврентьева:
- Понятно, - сказала член оргкомитета фестиваля с принимающей стороны, - что рассказывать о поэте бессмысленно. О нём всё расскажут его стихи.
Максим Лаврентьев из семьи музыкантов, и сначала сам готовился посвятить жизнь музыке. Затем увлёкся литературой.
- Но было бы странно, если бы в наше зверское чудовищное время абсолютно вся жизнь была бы связана с литературой, - говорит Максим. - Так получилось, что девять лет мне пришлось проработать на одном из автоскладов. Заочно я ещё и учился у Сергея Николаевича Есина - профессора Литературного института им. А. М. Горького, куда он меня принял в 1996 году.
Работа была очень тяжёлая. Но, как ни странно, именно в этом, совсем ином для меня мире, всё ценное, всё главное именно там мною было осознано... Поэтому гораздо позже, когда встал вопрос о книге стихов, я сразу понял, с какого стихотворения её следует начать: со стихотворения "Стена". Это стихи об огромном бетонном заборе, окружающем предприятие, на котором я когда-то трудился. Забраться на него и посмотреть, что за стеной, я решился лишь спустя несколько лет после прекращения той работы. И вот все, охватившие меня тогда чувства, я и выразил в стихотворении "Стена".
Недавно я разбирал свою библиотеку, в которую у меня случайным образом когда-то попало несколько "не моих" книг, в том числе Бхагавад-Гита ("Божественная песня" по-русски). Для меня Кришна - не сатана, а герой древне-индийского эпоса. Но у меня книга была не в первоначальном варианте, а с уводящими в сторону комментариями. Тем не менее, я через них продрался и обнаружил там очень интересный разговор о долге. Воин перед боем, видя в стане врагов своих родственников и других близких ему людей, растерян. Он просит Кришну объяснить, как ему быть: сражаться ли с ними? И получает ответ. На мой взгляд, это близко каждому русскому. Это вещь о Долге. Эту мысль я тоже отразил в одном из стихотворений.
...В России сейчас мода: устраивать совершенно позорные конкурсы. Выбирают "Имя России". И вдруг выясняется, что это имя - Сталин. Тут же всё подтасовывается, и оказывается, - Невский. Я целиком и полностью за Александра Невского. Я против таких вот конкурсов. Или вот сейчас с мечетью грозненской. Символ России! Тут же спохватились: Калужский кремль.
Лично для меня один из символов России - это построенная в 1800 году Калязинская колокольня. Затопленная. Колокол бывшей колокольни Николо-Жабенского монастыря. В качестве эпиграфа к стихотворению я прочту свои же слова с задней обложки моей книжки: "В мире тесно переплетены между собою миллиарды следствий. Однако, лежащие в основании причины у них принципиально различны. И оттого, видишь ли ты эти причины или нет, жизнь человеческая приобретает здесь совсем иной смысл, иные цели и ценности":
В заключение Максим сказал, что родился в Москве, очень любит этот город и надеется в нём умереть, как его дед, прадед... Правда, не все умерли своей смертью, кто-то был расстрелян... Прозвучало посвящённое столице стихотворение.
Одну из книг Максим подарил Морской библиотеке, сказав при этом, что стихи не пишутся легко, километрами:
- Эта книжечка лишь наполовину состоит из моих стихов. Другая половина посвящена предсмертным стихам великих русских поэтов: Державина, Пушкина, Хлебникова и других.
Встреча с Максимом Лаврентьевым произвела на меня очень сильное впечатление. Вышла из зала, огляделась так, словно впервые всё вокруг увидела, и подумала: надо начинать новую жизнь.
Или просто старую заканчивать.
Екатерина Васильева
Как бы ни был занят, но не придти и не послушать Валерия Былинского - автора романа "Адаптация", которого после его издания назвали "новым Достоевским", - было невозможно. "На него" я, собственно, и шла, хотя в программе был заявлен ещё и поэт Максим Лаврентьев.
Валерия, родившегося в Днепропетровске, семнадцать лет прожившего в Москве, а последние четыре года живущего в Санкт-Петербурге, представила редактор прозы альманаха "Артбухта" Ирина Митрофанова:
- Однажды на сайте альманаха, - говорит Ирина, - состоялось обсуждение интервью Валерия Былинского, данного "Литературной газете". Валерий случайно увидел это обсуждение, откликнулся на него, и так, благодаря "волшебной вещи" - интернету, состоялось наше знакомство.
Первой с его романом "Адаптация" познакомилась редактор "Форпоста" Екатерина Злобина, оставив примерно такой комментарий: "Прочла книгу, написанную ужасным языком, но очень интересную", и порекомендовала её прочесть мне. Я прочла и написала на роман рецензию. Платон Беседин в интернет-журнале "Перемены" тоже поместил толковую рецензию. А вообще рецензий на этот роман было довольно много.
- Меня - продолжает Ирина, - он зацепил замечательной фразой, предназначенной тем, чьё детство и отрочество попали на советские времена, а молодость и ранняя зрелость уже была в капитализме. Там сказано: "Нас готовили для другого мира". Это даже не то, чтобы для коммунизма, а моё поколение просто растили и готовили для одного мира, а попало оно в мир совсем иной, и потому многие не могут адаптироваться к сегодняшним реалиям. Человеку необходимо служение чему-то, необходимо ощущать себя причастным к какому-нибудь Делу, которое нужно не только для зарабатывания денег, а именно нужному людям, а также необходим поиск Бога, Бога в себе, Бога вообще...
В романе есть персонажи, списанные с других людей, а есть как бы созданные. Классический пример такого созданного персонажа - князь Мышкин, но мы понимаем, что существование таких людей гипотетически возможно.
У Валерия также есть подобные персонажи: девушка Лиза и Сид. Лиза - это девушка-встряска, как инъекция молодости для уставшей души. А Сид - это мечта о том, чего нет. Это проекция идеала младшего брата, такого современного Маленького принца.
Но пора уже дать слово и самому автору романа - Валерию Былинскому:
Первым делом Валерий сказал, что его не устраивает такая обложка книги. "Я как художник по первому образованию выразил пожелание, чтобы "на обложке был человек, который сбросил кожу современности", - говорит Валерий. - Ну вот художник истолковал это именно так (показывает обложку с обнажённым мужским торсом). Но ничего не поделаешь: я тогда не смог проконтролировать процесс, и одно издание книги давно распродано именно в таком варианте. Сейчас её можно прочесть только в интернете.
- В современной российской литературе, - продолжает Валерий, - есть два условных лагеря: патриотический и демократическо-либеральный. И там, и там эту книгу невзлюбили, хотя критик Лев Пирогов, относясь к одному из этих лагерей, и писал на неё хорошие рецензии. Но мне даже нравится, что книгу не приняли ни в одном лагере, потому что я считаю, что нужно оставаться вне лагерей.
Я благодарен этой книге, так как я после девяностых ушёл из литературы, хотя до этого мои произведения охотно печатали в толстых журналах, но потом долгое время пришлось трудиться исключительно на телевидении. Например, я работал редактором в программе "Школа злословия" и других, писал киносценарии, а потом, всё же, вернулся в литературу. Но и сейчас основной моей работой остаётся написание сценариев для телевидения. Это ужасно отвлекает и мешает, но этим приходится зарабатывать на жизнь.
"Адаптацию" я писал, вообще не думая о читателе. И это хорошо, потому что не надо стараться понравиться. Мне просто хотелось выразить своё отношение к жизни. Я хотел сделать нечто запредельное, а ориентиром у меня был Достоевский. У Достоевского ведь нет положительных персонажей. Да, души у всех чистые, и чем хорош Достоевский? Достоевский брал людей и в каждом прочищал этот образ Божий.
Эта книга не для тех, кто нашёл себя и точно знает, как надо жить, например, не для людей воцерковлённых. Насчёт возраста - не знаю. Моя восьмидесятичетырёхлетняя тётя прочла книгу, в которой главному герою 38 лет, с удовольствием, а многие ровесники не приняли.
Книга начинается с посвящения: "Несреднему классу нашей страны посвящается". При этом книга не про средний класс, а про людей со средним ощущением жизни, так называемых маленьких людей.
Знаете, мне уже надоели романы о пассионариях. Пассионарность - это редкость, а у нас любят преувеличивать.
Мой главный герой, как червяк: его раздавили, и одна половина осталась в Советском Союзе, а вторая - в капитализме. И он всё время пытается к этому адаптироваться. Таких людей в больших городах большинство, а о них, на мой взгляд, никто не пишет. Эти люди ходят на работу, ненавидя её, но в то же время хвалят капитализм. Я мечтал написать такую книжку, которую хотелось бы перечитывать, как говорил Ницше, чтобы слово было, как медленная стрела красоты, чтобы она вонзалась, а боль была не сразу, а потом. Ты прочитал, а потом начинает болеть. Книга писалась 3,5 года. Конец у неё неожиданный. Даже для меня...
Мне очень приятно, что меня заметила "Артбухта". Тут важны обе части этого слова. Литература для меня - это, как лодка или плот: герои плывут в океане слов, кто-то тонет, кто-то чинит своё судно... У моего главного героя есть такая фраза: "Я не могу ходить на работу, потому что я не понимаю, зачем я живу". Ему говорят: "Ты что, идиот, бросать такую выгодную работу?" Но он отвечает: "А как я могу зарабатывать деньги, если не понимаю, зачем живу на свете?" Он пытается адаптироваться, влюбиться, богоборчествовать, потом богоискательствовать... И вот, вроде, берег, он к нему пристал, адаптировался, принял эту жизнь, и вдруг - берег уходит под воду. И суши нет нигде. И он, вроде, понимает, что не может не быть суши, но её нет...
И далее возникает вопрос: как адаптироваться к... собственной смерти?!
***
Короче, я поняла: срочно надо покупать электронную книгу, закачивать и читать. Хотя "тёмное" прошлое Валерия Былинского, связанное со сценариями к "Школе злословия", как-то настораживает.
На вопрос, кто нравится из современных авторов, Валерий ответил, что ему очень понравился автор Кантор Максим, вернее, его первый роман "Учитель рисования", а вот "Красный свет" уже нет. Нравятся американец Франзин и Джонатан Литтл, а главный ориентир - всё равно Достоевский.
- Пытался я читать Сорокина, Пелевина, но это не мои авторы, - сказал Валерий. - Сорокин классно пишет, но о чём?! Это не мой путь. Есть Прилепин, Шаргунов. Люди хорошо, крепко пишут, но это тоже не моё. Мне очень нравится Гоголь и вообще фантастический реализм. Маркес, например.
Поблагодарив Валерия Былинского и пожелав ему в ближайшее время переиздания романа, Екатерина Злобина представила второго участника встречи, коренного москвича, редактора газеты "Литературной России", молодого поэта Максима Лаврентьева:- Понятно, - сказала член оргкомитета фестиваля с принимающей стороны, - что рассказывать о поэте бессмысленно. О нём всё расскажут его стихи.
Максим Лаврентьев из семьи музыкантов, и сначала сам готовился посвятить жизнь музыке. Затем увлёкся литературой.
- Но было бы странно, если бы в наше зверское чудовищное время абсолютно вся жизнь была бы связана с литературой, - говорит Максим. - Так получилось, что девять лет мне пришлось проработать на одном из автоскладов. Заочно я ещё и учился у Сергея Николаевича Есина - профессора Литературного института им. А. М. Горького, куда он меня принял в 1996 году.
Работа была очень тяжёлая. Но, как ни странно, именно в этом, совсем ином для меня мире, всё ценное, всё главное именно там мною было осознано... Поэтому гораздо позже, когда встал вопрос о книге стихов, я сразу понял, с какого стихотворения её следует начать: со стихотворения "Стена". Это стихи об огромном бетонном заборе, окружающем предприятие, на котором я когда-то трудился. Забраться на него и посмотреть, что за стеной, я решился лишь спустя несколько лет после прекращения той работы. И вот все, охватившие меня тогда чувства, я и выразил в стихотворении "Стена".
Недавно я разбирал свою библиотеку, в которую у меня случайным образом когда-то попало несколько "не моих" книг, в том числе Бхагавад-Гита ("Божественная песня" по-русски). Для меня Кришна - не сатана, а герой древне-индийского эпоса. Но у меня книга была не в первоначальном варианте, а с уводящими в сторону комментариями. Тем не менее, я через них продрался и обнаружил там очень интересный разговор о долге. Воин перед боем, видя в стане врагов своих родственников и других близких ему людей, растерян. Он просит Кришну объяснить, как ему быть: сражаться ли с ними? И получает ответ. На мой взгляд, это близко каждому русскому. Это вещь о Долге. Эту мысль я тоже отразил в одном из стихотворений.
...В России сейчас мода: устраивать совершенно позорные конкурсы. Выбирают "Имя России". И вдруг выясняется, что это имя - Сталин. Тут же всё подтасовывается, и оказывается, - Невский. Я целиком и полностью за Александра Невского. Я против таких вот конкурсов. Или вот сейчас с мечетью грозненской. Символ России! Тут же спохватились: Калужский кремль.
Лично для меня один из символов России - это построенная в 1800 году Калязинская колокольня. Затопленная. Колокол бывшей колокольни Николо-Жабенского монастыря. В качестве эпиграфа к стихотворению я прочту свои же слова с задней обложки моей книжки: "В мире тесно переплетены между собою миллиарды следствий. Однако, лежащие в основании причины у них принципиально различны. И оттого, видишь ли ты эти причины или нет, жизнь человеческая приобретает здесь совсем иной смысл, иные цели и ценности":
В заключение Максим сказал, что родился в Москве, очень любит этот город и надеется в нём умереть, как его дед, прадед... Правда, не все умерли своей смертью, кто-то был расстрелян... Прозвучало посвящённое столице стихотворение.
Одну из книг Максим подарил Морской библиотеке, сказав при этом, что стихи не пишутся легко, километрами:
- Эта книжечка лишь наполовину состоит из моих стихов. Другая половина посвящена предсмертным стихам великих русских поэтов: Державина, Пушкина, Хлебникова и других.
Встреча с Максимом Лаврентьевым произвела на меня очень сильное впечатление. Вышла из зала, огляделась так, словно впервые всё вокруг увидела, и подумала: надо начинать новую жизнь.
Или просто старую заканчивать.
Екатерина Васильева
| Tweet | ||
