«Курск»: 15 лет спустя. Мы помним, ребята!

Каждый раз, приезжая в Питер, я обязательно стараюсь побывать на Серафимовском кладбище, где похоронены члены экипажа АРПК «Курск». Подводники, погибшие 12 августа 2000 года на этой российской супер-атомарине, нашли свой последний приют и на других погостах – в Курске, Воронеже, в подмосковном Реутове, на Украине и в Белоруссии, в городе русской славы Севастополе…
Но здесь, в песчаной ленинградской земле, их лежит больше всего – тридцать два. Во главе со своим командиром капитаном 1 ранга Геннадием Петровичем Лячиным и начальником штаба дивизии капитаном 1 ранга Владимиром Тихоновичем Багрянцевым. Здесь лежат и «наши» – севастопольцы: старший лейтенант Александр Бражкин, капитан-лейтенант Андрей Васильев, капитан 2 ранга Василий Исаенко, капитан-лейтенант Дмитрий Репников, капитан 2 ранга Александр Шубин, капитан 2 ранга Виктор Белогунь… «Наши» – потому, что при жизни крепко-накрепко были связаны с Севастополем и Черноморским флотом.
 
ЗДЕСЬ, на Серафимовском, где захоронено немало известных моряков, я, конечно же, бывал не раз и не два.. Как-то приехал сюда еще весной 2002-го. Тогда были завершены последние захоронения тех, кто погиб вместе со своим кораблем в августе 2000-го. На свежих могилах – горы венков...
Вскоре здесь по проекту архитектора Г. Пейчева был сооружен мемориал памяти, в центре которого находится монумент, созданный скульптором А. Широковым, – чайка, касающаяся крылом гранитного монолита. Вокруг – строгие ряды одинаковых обелисков с портретами улыбающихся моряков. Их лица навечно остались такими, как были при жизни, – для них Время остановилось. Для нас – продолжает идти, бежать, для кого-то – лететь…
МНОГО ВОДЫ утекло за пятнадцать лет, прошедших после гибели «Курска», много произошло событий. Говорят, что Время лечит, заглаживает душевные раны. Пожалуй, в жизни в основном так и есть. Но – не для всех и не всегда. К сожалению, неумолимое Время обладает и иной способностью: оно, увы, многое может предавать забвению. Этим, к сожалению, кое-кто стремится воспользоваться. Причем не без успеха.
В том, что это действительно так, я однажды убедился в Москве у памятника «курянам», установленного у Центрального музея Вооруженных Сил России.
Одну из последних работ известного скульптора Льва Кербеля, всю свою жизнь связанного с флотом, с разных ракурсов я пытался запечатлеть на фото. Выбирая для съемки наиболее приемлемую точку, вдруг откуда-то сбоку услышал: «Зачем снимаете? Ведь о «Курске» приказано забыть…».
С СОБЕСЕДНИКОМ я не согласился. Но его точка зрения, безусловно, имеет право на существование. Как оказалось, он был ветераном подводного флота, что называется, много знавшим и повидавшим. В ходе состоявшегося разговора он рассказывал не только о себе и своей службе. В его словах «о былом» звучала не только тревога, но и боль за Флот, которому он посвятил свою жизнь. Точнее, даже не он, а вся его семья, мотавшаяся в течение трех десятков лет по заполярным гарнизонам. А сколько в России таких!
Не десятки, а сотни тысяч наших сограждан, даже миллионы... Сколько их, служивших Родине на морях, за послевоенные десятилетия стали теми, для кого и «жизнь, и сердце – Флот»?
И как же можно «забыть» свою жизнь, самого себя? Кем могут быть даны такие команды? Разве можно забыть Флот с его победами и бедами, достижениями и трагедиями, если это – НАША ОБЩАЯ ЖИЗНЬ! И о «Курске» как «забыть», если даже это кому-то очень хочется?
Конечно, о подобном вспоминать мало приятно. Особенно тем, кто непосредственно причастен к таким делам и событиям. Но разве это повод для нашего общего впадения в состояние забвенья?
ВРЕМЯ, кроме всего прочего, – великий Судья и Учитель. Оно все расставляет по своим местам, часто предостерегая от ошибок. Увы, но по жизни получается так, что не всем воздается должное, не все уроки идут впрок, а многие раны лишь рубцуются, постоянно напоминая о себе. И «Курск» – одна из них.
Пожалуй, я бы поставил гибель этого атомохода в один ряд с такими, по сути, общенациональными бедами, как «перестройка», Чернобыль, последствия посадки «Сессны» Матиаса Руста на Красной площади, вывод наших войск из Афганистана и стран Восточной Европы, развал Союза, ваучеризация, Чечня, а теперь – Донбасс, неотъемлемая часть нашего ЕДИНОГО ОТЕЧЕСТВА…
Уверен: многие не согласятся со мной, скажем, в оценке нашего ухода из Афгана в 89-м. И это вполне объяснимо. Однако в такой же, если не большей степени, понятно и то, что за уходом оттуда уже у нас «случилась» наркоманизация страны, появились миллионы – наверняка уже более десятка, а то и двух – беженцев-азиатов, лукаво называемых «по-европейски» – гастарбайтерами. В глобальном же плане – завершилось формирование «дуги нестабильности», протянувшейся от предгорий Памира до лазурных вод Адриатики. Ее составляющие – тлеющие или горящие очаги напряженности в некогда спокойных городах, весях и прочих «окрестностях» на территории «одной шестой»: Таджикистан, Фергана, Сумгаит, Карабах, Приднестровье, Киргизия. А еще – Южная Осетия, Абхазия, Дагестан, Чечня. Беспокоил до последнего времени и Крым… Теперь, благодаря воле народа, Божьему промыслу и державному решению Президента России, Крым, хочется надеяться, перестал быть точкой напряженности – «яблоком раздора» между мачехой Украиной и Матушкой-Россией. Русская Таврида и Севастополь были, есть и будут российскими, избежав участи, предрекаемой контуженным осколками бандеризации паном-нациком Шкилем: «Крым будет украинским или безлюдным»…
После полета легкомоторного самолета Руста в 87-м, соответствующих «новому мышлению для нашей страны и всего мира» подписей возглавлявшего союзное внешнеполитическое ведомство грузина Шеварднадзе, объявления «лучшим немцем» моего венценосного однофамильца и т. д., и т. п. следовали потрясения, по живому резавшие наши души, сердца, а часто и тела.
И хотя многое все же забывается, моряки всех послевоенных поколений, впрочем, как и многие россияне, до сих пор не могут забыть гибельных трагедий линкора «Новороссийск» (1955), подводного ракетоносца К-129 (1968), большого противолодочного корабля «Отважный» (1974), АПЛ «Комсомолец» (1989). Но так уж получилось, что именно гибель «Курска» стала наиболее резонансным событием не только в жизни флота, но и всей страны.
НА ДОЛГОЕ ВРЕМЯ «КУРСК» стал «темой № 1» для всех средств массовой информации – катастрофа проявила себя как глобальный медиа-феномен. Наверное, в стране не было телеканала или газеты, которые в той или иной мере не затронули бы эту горестную тему. Правда, нашлись и те (что, впрочем, естественно и ныне даже закономерно), которые попытались сыграть на «курских струнах», использовать произошедшую трагедию в своих как частных, узких, так и в широких, перспективных целях. К тому же деньги по-прежнему не стали пахнуть. И для кого-то 118 погибших «курян» – факт из ряда статистики, к каковым относилось число наших погибших ребят на Северном Кавказе или количество падений вертолетов и самолетов, происходящих с завидной для другого дела регулярностью. Гибель современного атомного подводного крейсера? Одним больше, одним меньше, мол, какая разница?..
Но – не получилось. Не прошло. Трагедия «Курска» всколыхнула всю страну, кое-что даже перевернув. С ног на голову мы не встали, хотя кое-кому и пришлось постоять «на ушах» в стремлении дать ответы на многие насущные вопросы бытия. Лодка и ребята, оставшиеся в ней, тогда, в 2000-м, заставили на самом высоком уровне задуматься над темой, которая уже давным-давно волнует русских моряков: нужны ли они России? Нужен ли ей и ее руководству Военно-Морской Флот? Останется ли наша страна в ХХI веке Великой Морской Державой?
Подобных вопросов было и остается, увы, по-прежнему много. Еще больше сопутствующих им или дополняющих и конкретизирующих. Гораздо меньше ответов, часто их нет вообще даже сегодня, спустя годы. Они, конечно, на самом деле есть. Априори. Существуют абстрактно, как бы сами по себе. Но озвучить их на официальном уровне часто никто не решается. Потому ответов как бы и нет. Причем, несмотря на прошедшие после гибели атомохода 15 лет, эти вопросы по-прежнему актуальны. Как и существующие на уровне подсознания ответы.
И тем не менее, хочется кому-то или не хочется, но ответы эти все же должны материализоваться, обрести физическую публичную форму в устах тех, кто может и должен давать ответы на вызовы Времени и требования Бытия. Можно, конечно, до поры молчать, но молчание длиться вечно не может. И в связи с 15-летием мы, возможно, услышим что-то действительно новое, хотя я в этом сомневаюсь. Но ведь все-таки бесконечно затягивать паузу в стремлении подготовить «грамотные» ответы тоже нельзя, ведь полтора десятка лет – срок далеко не малый. Тем более, что после гибели атомохода произошли новые аварии и катастрофы.
В этой связи хотелось бы напомнить события тех горестных дней. С ТВ-экрана на всю страну в то время командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов, попросив прощения за гибель «ваших мужиков» у родственников «курян», заявил о том, что хотел бы посмотреть в глаза тому человеку, «который всю эту трагедию организовал». Довольно резко высказывался адмирал и в последующем, не менее откровенным был его соратник и первый заместитель вице-адмирал Михаил Моцак. Но… Увы, прошло уже пятнадцать лет, и их эмоциональные слова уже стали… историей. И хотя давно обнародованы результаты официального расследования, тем не менее изложенному в них не очень верилось и верится. Почему-то по-прежнему популярны различные, в том числе и зарубежные, фильмы, «гуляющие» по стране и по миру на DVD: «Подводная лодка в мутной воде», «Курск»: жертвоприношение под водой», «Тайны «Курска» и др. И судя по всему, даже в связи с 15-летием гибели атомохода все-таки маловероятным представляется появление какой-то новой информации о трагедии. Сомнительным является и то, что о «Курске» громко вспомнят властные «верхи»… Вспомнят не формально-официально, а по сути. Хотя, как представляется, что-то из ранее «закрытого» сказать уже можно – с США, вероятным партнером, не ставшим потенциальным союзником, обвиняемым рядом экспертов в гибели «Курска», сегодня отношения не лучшие – можно Штаты лягнуть. Хотя бы легонько…
ЭКИПАЖ «Курска», сотни других русских подводников, погибших в мирное время (в том числе после «Курска»), все-таки, несмотря ни на что, требуют ускорить дачу ответов. ОНИ долго ждать не могут. Ожидание – их последнее состояние, требование ответов – их финишная служебная стезя. И мы в большинстве своем это понимаем. Но все же не всегда можем ускорить рождение ответов. И причин того – немало. ОНИ, наверное, это тоже понимают, ведь ОНИ – РУССКИЕ МОРЯКИ, знавшие, что такое РУССКИЙ ФЛОТ, знавшие тех, КТО им руководит. И это общее понимание всем нам дает шанс оставаться честными перед окружающими и перед собой. Перед собой – это важнее всего.
ДРУГОЙ ТАКОЙ ТРАГЕДИИ в нашем флоте не было. Корабли и люди, конечно, гибли. Случались катастрофы даже более масштабные. И при царе-батюшке, и при Советской власти по разным причинам, в том числе в мирное время, погибали и крупные корабли, и подводные лодки. Но, пожалуй, никогда до «Курска» ни одна из катастроф не вызывала такого масштабного и глубинного общественного резонанса. Взрыв на «Курске» вызвал содрогание всей страны. Даже в декабре 1991-го, когда «валили» Советский Союз, как мне кажется, не было столь резонансных переживаний…
Тогда сопричастными к этой трагедии стали мы все. Наверное, никогда до нее со времен развала Союза мы не ощущали себя по-прежнему единой нацией, народы которой, как и раньше, связаны между собой кровными, духовными, материальными и иными узами. Мы тогда поняли: люди, на тот момент почти десять лет живущие в независимых государствах, действительно обладают единой ментальностью – одинаково мыслят, одинаково реагируют на свалившиеся беды, стараются одинаково действовать. Объединяющие нас скрепы очень трудно разорвать. Демаркировать и делимитировать границы, придумать гимны, гербы и флаги, учредить национальную валюту, построить таможни, избрать собственных президентов – можно. Нельзя всех, скопом, заставить прозреть и думать по-другому. Можно заставить лукавить и притворяться. Нельзя обязать «любить» или «не любить», «верить» или «не верить». Любовь и Вера не возникают с подписанием высоких указов и благостных постановлений. Нельзя также «приказать» «помнить» или «забыть». «Курск» ЭТО в очередной раз доказал, хотя в последующие годы Майдан и технологии «цветных революций» размывают эту ментальность.
На борту «Курска» были и россияне нескольких национальностей, и выходцы из разных республик бывшего СССР. Некоторые из них родились и жили на Украине. 22 подводника так или иначе своими кровными и житейскими узами связаны с городом русской славы Севастополем, с его землей, с Крымом. Они служили вместе. Вместе погибли, хотя родились в разных местах «великого и могучего»
Впрочем, по-видимому, число тех, кто был связан с Севастополем, на самом деле больше. И сегодня, пожалуй, уже точно невозможно ответить, сколько «курян» побывало в нем, для кого наш город стал определяющим среди факторов жизненного выбора. Но наверняка встреча с ним не прошла бесследно для любого, кто бывал в черноморской столице. Конечно, особую роль наш город сыграл в жизни тех моряков, которые здесь родились, жили и учились. И их мы в полной мере считаем «своими», безусловно, не забывая остальных ребят.
Я уже писал об этом. В сентябре 2000 года, незадолго до Дня учителя, в редакцию газеты Черноморского флота России «Флаг Родины» пришли преподаватели севастопольской школы № 49. Мне, тогда заместителю главного редактора, подумалось: наверное, накануне своего профессионального праздника хотят что-то опубликовать. Так оно, в сущности, и было. Правда, с учительским днем их желание никак связано не было, хотя оставленный ими материал к 49-й школе имел самое непосредственное отношение.
Оказывается, еще в начале сентября того трагического года, когда «курская» тема была очень горячей, Галина Федоровна Наконечная принесла в редакцию одной из городских газет (которая, кстати, в свое время первой поместила публикацию о севастопольцах, находившихся на АРПК «Курск») фотографии и небольшой материал о своем бывшем ученике капитан-лейтенанте Денисе Пшеничникове. Редактор той газеты обещала обязательно сделать публикацию, избрав «информационным поводом» сороковины – 21 сентября. Однако ни в тот день, ни в последующие публикации не состоялось. Галина Федоровна вновь пришла в редакцию. Оказалось, что редактор в командировке, а корреспондент, которой было поручено готовить материал, заявила: «Эта тема уже неактуальна и для НАШЕЙ газеты потеряла значение. Мы что-то опубликуем, если НАШ (украинский. – С. Г.) президент выделит деньги на помощь семьям». Взволнованная учительница, забрав когда-то оставленный конверт, решила пойти во флотскую газету. При встрече, как бы оправдываясь, она сказала: «Знаете, я «Флаг Родины» не выписываю и, к сожалению, о вашей газете мало что знаю…».
К сожалению, не только ведущая городская газета являвшегося тогда юридически украинским Севастополя, мягко говоря, «избирательно» подходила к теме «Курска». Во многих, пожалуй, даже в большинстве СМИ – как печатных, так и электронных – «курская» тематика освещалась весьма своеобразно. Их публикации, репортажи и передачи грешили не только субъективностью авторов, но часто – предвзятостью, основанной на социальном заказе. Порой претендующие на серьезность статьи, как и вскоре начавшие выходить книги, были настолько непрофессиональными как с журналистской, так и с «моряцкой» точки зрения, что у читателя после знакомства с ними не возникало иных чувств, кроме возмущения и протеста. Многих из авторов интересовали, на мой взгляд, не совсем существенные вещи и подробности. Кто-то в погоне за сенсацией не просто лукавил, но и явно грешил. «Слив» непроверенной информации стал массовым, а поиск виновных и часто некомпетентное освещение технической стороны катастрофы и организации поисково-спасательной операции заслонили главное – Человека, людскую трагедию. Ясное дело: нужно было описывать и убогий гарнизонный быт моряков Северного флота, и показать обшарпанные подъезды и полуразграбленные дома брошенных военных городков. Но, как представляется, все же важнее было другое…
ПО БОЛЬШОМУ СЧЕТУ, наш брат-журналист всерьез мало и редко ставил перед собой вопрос: в чем глубинная причина гибели «Курска», других катастроф? Отсутствие морской практики, утрата опыта, материально-финансовые проблемы, неопытность кадров – это лишь следствие. После «Курска» уже были и еще будут новые катастрофы. И хотя кто-то посчитает эти слова кощунственными, они – ПРАВДА. Лодки тонули и будут тонуть. Всегда, везде и у всех. Будут, как это ни горько и ни больно, тонуть и во флоте России. И если русские моряки будут плавать больше – меньше будут тонуть. Такова закономерность. Закономерность еще в одном: меньше будут тонуть, если их умело будут спасать. Если их будет чем и кому спасать. К сожалению, об этом лишь долгое время говорили. Лишь несколько лет назад флотские спасатели реально ощутили сдвиги в оснащении своей службы, хотя «революционные меры», казалось бы, должны были быть приняты сразу после катастрофы.
КАК ПРАВИЛО, из масштабных трагедий всегда извлекают уроки. Так было. И так должно быть.
Помню, какой была реакция на гибель АПЛ «Комсомолец». Тогда, в апреле 1989-го, об этой трагедии, хотя и не так масштабно, как в 2000-м, но говорили и писали практически открыто – как-никак «гласность» была на дворе. Вместе с тем был предпринят ряд организационных и технических мер, направленных на недопущение подобных трагедий в будущем.
Всегда, и наше время не исключение, о человеческом факторе часто говорят в случаях, когда необходимо найти причину какой-то неудачи или выполнить ответственную задачу при отсутствии надежного материального или иного обеспечения. Однако значение именно человеческого фактора в предотвращении аварий и катастроф непреходяще во все времена, а не только после трагедии «Курска». Это важно и сегодня. Катастрофы целого ряда лодок в послевоенное время раз за разом подтверждали эту истину, хотя, на первый взгляд, и не всегда значение именно этого фактора было очевидно. И в данном контексте вовсе необязательно относить это утверждение лишь к экипажам погибших субмарин – очень многое зависит от тех, кто находится на берегу.
Многие черноморцы, особенно спасатели, помнят о мерах и планах по совершенствованию морских поисково-спасательных операций, первоначально принятых и планируемых на перспективу после гибели теплохода «Адмирал Нахимов» (1986) и АПЛ «Комсомолец» (1989). А на рубеже 90-х даже казалось, что проблемы флотской «скорой помощи» будут разрешаться на приоритетной основе, отечественные поисково-спасательные силы будут укрепляться и совершенствоваться. Однако спустя десять лет пришлось констатировать: Россия, еще недавно имевшая один из мощнейших, во многом уникальный спасательный флот мира, оказалась неспособна самостоятельно провести даже обследование атомохода, затонувшего на глубине сто метров. Но все же горечь от сознания этого несравнима с инфарктной болью от стремления найти ответы на множество насущных вопросов нашего общего бытия.
«ПРИ СОЮЗЕ» многое было возможно. «После Союза» – уже нет. А в современной России – еще нет.
«Ломать – не строить» – принцип хорошо известный. А в течение «приснопамятных 90-х» наворочали много такого, о чем не только вспоминать не хочется, но и думать боязно, не то чтобы громко говорить или публиковать. Где ты, Флот Страны Советов? Куда подевались твои аварийно-спасательные силы? Где океанские спасатели – носители автономных снарядов, к примеру, черноморский СС «Эльбрус»? Его пустили «на иголки». Где спасатели-подлодки? Их тоже распилили. Где твои акванавты-профессионалы? Слава Богу, удалось сохранить их ядро. Вопросов – множество. В том числе связанных с «Курском». Нет, не с тем, как он погиб, – об этом, как отмечал в свое время вице-премьер Илья Клебанов, назначенный разбираться с трагедией, всей правды никогда никто не скажет и не узнает. О гибели атомарины много написано и опубликовано, но, по большому счету, сказано далеко не всё. Но в данном случае речь о другом.
Как же так получилось, что на подъем «Курска» были затрачены огромные средства, обогатившие иностранных фирмачей, а у нас после проведения операции по подъему лодки не осталось ничего, кроме разрушенного корпуса субмарины? Ни техники, ни технологий. Говорят, что баснословно на «спасательной» операции обогатились не только голландцы и норвежцы, но и наши, с позволения сказать, соотечественники (к примеру, рынок металла в Голландии в то время был полностью «обнулен» – подъем атомохода забрал всю высококачественную сталь, продававшуюся в этой стране). Из содержания этого же вопроса после августа 2000-го вполне логично вытекает другой: что же приобрел наш Военно-Морской Флот, как были укреплены его аварийно-спасательные силы, аварийно-спасательные части и соединения? Ответ на него дает практика, которая, как известно, является критерием истины.
В августе 2003 года – в ночь с 29-го на 30-е – в Баренцевом море затонула списанная АПЛ первого поколения К-159. Погибли 9 человек, из 10 членов личного состава, сопровождавших лодку на утилизацию. 4 августа 2005 года у Петропавловска-Камчатского практически затонула спасательная мини-субмарина АС-28 с семью членами экипажа. Средства массовой информации снова, как и 5 лет до этого, в один голос заявили: уповать можно на помощь американцев, англичан и японцев, готовых прислать свои силы в главную базу Камчатской флотилии России. К счастью, 7 августа автономный снаряд был освобожден из плена опутавших его тросов и сетей, подводники были спасены. Но... сработала британская техника. Причем действовала она в «закрытом» районе – месте, где установлена система подводного наблюдения в бухте Березовой...
Какие уроки все же извлечены из гибели наших атомоходов? Об этом можно говорить много и долго. Отмечу лишь факт из разряда официально обнародованных: за 20 лет с 1990 по 2010 гг. в России было построено лишь одно малотоннажное водолазное судно – ВМ-596, которое было сдано Военно-Морскому Флоту в начале 2006 года. В июле 2010 г. ВМФ было передано спасательное буксирное судно «Звездочка». В дальнейшем флот российских спасателей существенно ничем не пополнялся, он, увы, только терял…
Существовали планы постройки до 2015 г. трех крупных спасательных судов (водоизмещением 5,5 тыс. т). Первое из них – «Игорь Белоусов» – должно было войти в состав флота к 2012 году. Но достроено, увы, лишь сейчас, в 2015-м, и только-только осваивается. К счастью, активно стали строить водолазные катера и спасательные буксиры. Между тем отметим: «Комсомолец» погиб в 1989 году, «Курск» – в 2000-м. За это время ни одного крупного спасателя, способного работать в океане с нашими аварийными ПЛ, в строй не вошло. Впрочем, и подводных лодок для ВМФ России за тот период было построено немного, лишь сейчас на стадии ввода во флотский строй находится несколько новых субмарин… Так чему же учат трагедии подводных катастроф?
«КУРСК» для нас стал вечной темой. Конечно, каждому понятно: жизнь есть жизнь, и она не стоит на месте. И со временем число публикаций на эту тему пошло на убыль, хотя книги (анализ, исследования, мемуары) продолжают выходить. И в целом публикации на «курскую» тему в обозримой перспективе не прекратятся, ибо с именем этого подводного ракетоносца мы связываем не только его трагедию. «Курск» для нас в очередной раз стал напоминанием о необходимости не предавать забвению имена всех тех, кто погиб на боевом посту в мирное время. О том, что следует даже спустя время воздать должное каждому. Памяти достойны и ребята с «Курска», и подводники с «Комсомольца», и матросы со старшинами с «Отважного», и «новороссийцы», и забытые моряки с черноморского БТЩ «Херсонский комсомолец»...
Увы, но и в мирное время гибнут матросы, старшины, мичманы, офицеры, генералы, адмиралы и даже маршалы. Горестной чаши не удается избежать многим. И беда в том, что мы не всегда помним о павших, о погибших при разных обстоятельствах наших старших товарищах, сверстниках, однокашниках, друзьях, знакомых и незнакомых коллегах по ратному ремеслу. Так, например, на К-159 погибли два севастопольца – капитан 3 ранга Михаил Викторович Гуров и старший лейтенант Сергей Вячеславович Соколов. Уже прошло более щестнадцати лет с момента гибели находившегося в карауле курсанта Военно-морского инженерного института Сергея Каналюка, выпускника 49-й севастопольской школы…
СОХРАНЕНИЕ ПАМЯТИ и осуществление ее преемственности – дело весьма ответственное и в такой же степени непростое. Делать это публично особенно людям в погонах, постоянно зависимым от приказа или чьей-то воли, довольно нелегко. Характер выполнения флотом задач всегда накладывает завесу на информацию, часто делая ее недоступной широкой общественности. Правда, сегодня флот стал более открыт в информационном отношении, хотя и у нынешней открытости, ясное дело, есть четко определенные рамки. Тем не менее прежде всего журналисты должны делать все возможное, чтобы рассказать о тех, кто погиб в «горячих» точках, для кого число погружений и взлетов оказалось больше количества всплытий и посадок, кто пожертвовал собой ради спасения других. Для нас всех – и пишущих, и читающих – важно говорить и знать не о «железе», а о людях. Ведь флот и его корабли – не только и не столько металл и «начинка» из радиоэлектронных схем и «умных» механизмов. Флот и его корабли – это человек, вдыхающий в «железо» жизнь, одушевляющий его. И пусть не всегда удается рассказать о людях – живых и мертвых – так, как хотелось бы, написать по горячим следам, тем не менее любую возможность нужно использовать, выступать с инициативами, хотя, как известно, инициатива зачастую не особо поощряется и часто попросту наказуема. Но, независимо от этого, без инициативы в таких делах не обойтись.
ЗА ПРОШЕДШЕЕ после гибели АРПК «Курск» время на страницах газеты Черноморского флота «Флаг Родины» и в других газетах Севастополя было опубликовано множество материалов – очерков, зарисовок о погибших, увидели свет обзоры писем, приходивших в редакции. Публиковались отчеты о работе по увековечению памяти погибших моряков и об оказании помощи их родным. Некоторые легли в основу вышедшей к первой годовщине гибели лодки книги-реквиема «Курск» – Севастополь: Мы помним, ребята!», автором-составителем которой мне довелось выступить. Увидели свет и два ее продолжения. Эти публикации и книги – своеобразный памятник морякам. Ведь рукописи, как известно, не горят.
«Без вести пропавших», оставшихся без памяти в наше время быть не должно. И у тех, для кого могилой стало море, должна быть могила на берегу. Хотя бы символическая. Это необходимо и тем, кто будет после нас. Потому уже после гибели «Курска» в граните были увековечены имена подводников с «Комсомольца», которых безвозвратно забрало море. Потому севастопольская общественность сделала всё, чтобы на кладбище Коммунаров появился памятник «Курску», открытый в 2005 году при поддержке мэра Москвы Юрия Лужкова.
«Памятник» – от слова «память». Их много не бывает. Хотя, думается, должен быть неразрывный тандем – памяти и памятников. Зачастую же состояние наших памятников (и, соответственно, памяти) таково, что содержание их вызывает лишь разочарование и горечь. И потому в основном лишь инициатива людей неравнодушных сохраняет и памятники, и память.
В свое время председателю Севастопольского морского собрания Владимиру Стефановскому, в «украинское время» не дававшему покоя властям по различным общественно значимым поводам, поступило предложение: восстановить на памятнике экипажу ПЛ «Камбала», установленном на братской могиле на городском кладбище в Загородной балке (ул. Пожарова), давно утраченную скульптуру скорбящего ангела. Как отмечал Владимир Владимирович, скульптуру восстановить, действительно, можно и нужно, но неизбежно возникает вопрос: а появится ли ангел в наших душах? Братских могил по всей нашей стране – бесчисленное множество. Но соответствует ли их количеству число ангелов в человеческих сердцах?
Наверное, ответ на эти вопросы каждый из нас, не кривя душой, может дать самостоятельно, без помощи извне. Впрочем…
Впрочем, эта помощь нужна. И нужна прежде всего молодежи, «поколению пепси и энергетиков». Это прекрасно понимает директор севастопольской школы № 15 Нина Иосифовна Шевцова, которая в 2009 году вместе с педагогами и советом старшеклассников инициировала установку на здании школы памятной доски ее выпускнику – капитану 2 ранга Юрию Щепетнову, погибшему на «Курске». Ее, конечно же, поддержали единомышленники. Затем появилась памятная доска капитану 3 ранга Андрею Силогаве на здании 37-й школы. Благодаря этому память сегодня материализована в граните и не иссякнет из наших душ…
Парадокс, но факт: официально история подводного флота России насчитывает 104 года, и первая лодка из состава подводных сил Отечества погибла… за два года до того, как формально-официально эти силы появились (с объявлением их самостоятельным классом кораблей 19 марта 1906 года). Говоря об этом, хочу отметить не происшедший исторический казус, основанный на лукавстве, волюнтаризме и невежестве иных современных историографов. Речь об ином: практически любое значимое и объемное дело всегда сопровождают не только достижения и победы. В такой же, а порой и большей степени новые и масштабные дела связаны с горечью потерь, неудач и поражений, что неизбежно сопряжено с гибелью людей. Об этом все и всегда обязаны помнить. В том числе и мы, говорящие, снимающие и пишущие.
Может быть, кому-то парадоксальным покажется и такой факт: после гибели «Курска» в Российском флоте не сократилось число желающих служить в его подводных силах. Высок сегодня конкурс и при сдаче экзаменов в военно-морские институты страны. И среди тех, кто решил связать свою жизнь с Военно-Морским Флотом России, немало ребят из города русской славы Севастополя, 23 года находившегося под юрисдикцией Украины. Но это – уже точно не парадокс. Это – закономерность, ведь благодаря в том числе погибшим «курянам» был сохранен «морской стержень» юных севастопольцев. И, наверное, этот и подобные ему факты должны быть основой для публикаций, видеосюжетов и телепередач. Как и факты нашей истории. В том числе и недавней, касающейся не только трагедии «Курска», а всего, что достойно памяти.
Будем помнить!